Кафе `Ностальгия` - Зоя Вальдес

Самуэль рассказал, что все девчонки разошлись кто с кем, и он обрадовался, когда увидел, что Сильвия и я вышли одни и пошли вниз по Одиннадцатой улице до остановки двадцать седьмого автобуса на улице Линеа. Он пошел за нами, питая кое-какие надежды, ведь он имел виды на Сильвию и поэтому сразу вышел вслед. Он шел так близко, что слышал то, о чем мы говорили – о каких-то мировых исторических памятниках, которые мы мечтали увидеть, прежде чем помрем, и этот наш пессимизм развеселил его. Он видел, как Сильвия села на восемьдесят второй, а я затерялась в толпе, штурмующей двадцать седьмой автобус, выбрасывающий в воздух гадости больше, чем Чернобыль. Он вернулся домой пешком, влюбленный, или почти влюбленный, в эту неповторимую женщину. Не понимаю, в чем он нашел эту неповторимость.

– Не знаю, почему не обратил на тебя внимания, наверно, ты отпугнула меня своей дикой пляской, – сказал Самуэль, копаясь в воспоминаниях.

– Кроме того, я была старше тебя. Тогда разница в годах чувствовалась сильнее, – ответила я.

– Но и Сильвия была старше, а она мне понравилась. Меня не привлекали девушки моего возраста или те, что младше, – он еще сильнее прижал меня к себе. – Не бойся, я не собираюсь к тебе приставать, поверь, времени для этих девиц у меня было достаточно.

– Времени – да, а вот возможности – нет, – моя сдержанность задела его, и он отстранился. Я умудрилась выразить как раз противоположное тому, что было у меня на душе, С того момента, как мне стало ясно, кто есть Самуэль на самом деле, я хотела его еще больше. Это был внезапный толчок, некий спасительный порыв завершить с сыном то, что так неудачно началось несколько лет назад с отцом. С отцом все получилось ужасно, и нужно было это исправить. Но как? Та давняя история причинила мне столько боли, что все мои последующие любовные связи стали заканчиваться, не успев даже начаться. Тот случай парализовал все: мои разум и чувства, и я, ничего не чувствуя, предпочитала прекращать всякие отношения. Я могла любить, но только до тех пор, пока от меня не начинали требовать физической близости. И сейчас я в один миг сдалась перед своим асексуальным инстинктом и отбросила всякую мысль соблазнить своего друга. А что, если ему надоело искать со мной неповторимой близости, ждать, когда же наконец даст о себе знать мое либидо. И что делать, если он уйдет? Чем я буду, если Самуэль исчезнет? И что, я опять останусь ни с чем? Ведь нет ничего лучше, чем распахнуть в заснеженное утро окно, разбудить Самуэля неясным прикосновением пальцев. А в ответ – зевок, он, целуя меня, вытягивает руку, и наши пальцы переплетаются, и нас обволакивает свежесть зимнего утра.

– Несправедливая, ночь лишает меня тебя, – шутил он. Ведь я была уверена, что он шутит.

– Найди себе какую-нибудь воняющую потом француженку, из тех, что будет содержать тебя, – оборачивалась к нему я.

– Это мне испортит конец; уж лучше мне тогда заняться мастурбацией при луне. Пойду-ка лучше помочусь, вдруг удастся избавиться от стояка, – и он шел в туалет; а потом мы вместе завтракали…

На улице Сент-Андре-дез-Ар кишмя кишели туристы вкупе с шаржистами, студентами, издателями, финансистами, мотоциклистами, букинистами и торговцами, продающими все – от дешевой бижутерии до одежды от великих модельеров, все они прервали свои занятия, чтобы посвятить себя завтраку. Возле метро на улице Жи-ле-Кёр мы столкнулись с Адрианом, кубинцем, завсегдатаем вечеринок у Анисий и Веры; он работал во французском департаменте культуры, по части музыки, кроме того, писал работу по болеро в Парижском Университете VIII.[212]Красивый милый парень, прилежный в учении, дамский угодник, танцующий как бог. Здесь мы встретили его совершенно случайно, поскольку живет он по другую сторону Сены, и едва ли у него есть время, чтобы куда-то ходить, разве что в библиотеку и на вечеринки, понятное дело, по вечерам он не вылезает из баров в Маре. Но, случается, переходит через мост, правда, далеко не заходя, на «рив гош»[213]города Парижа.

– Привет, и куда это вы? – спросил он, весь лучащийся счастьем, его зеленые глаза блестели сегодня как никогда.

– Да так, совершаем литературную прогулку, Париж романа «Игра в классики», – ответил Самуэль, весело здороваясь с ним.

– Отлично, давайте познавайте. А я иду от одного приятеля, он приехал с Того Острова, привез письма и кое-какие подарки. Вот… – Он вытащил из пакета с надписью «Базар-де-л'Отель-де-Виль» ни много ни мало, как огромный плод мамея. – Четыре мамея, пять манго и пригоршня камней из храма Каридад-дель-Кобре.[214]Берите, дарю по одному. Почему не заходите? Приглашаю вас на мусс из мамея.

– Спасибо, мы только что поели, – отказалась я, с изумлением разглядывая подобное сокровище. – Мамей – это сама жизнь. Найти его здесь где бы то ни было практически невозможно, а тебе их, оказывается, привозят.

– Чистая случайность. Не поверишь, но мои приятель мотался в Сантьяго, чтобы раздобыть их. За зеленые, понятное дело. Даже камни из Кобре – по доллару штука. Вдобавок все могут запросто конфисковать на таможне. Кажется, камни помогли, – рассказывал он нам, прямо светясь от счастья, словно выиграл миллион в рождественскую лотерею.

Адриан прошел немного вместе с нами, однако отказался присесть на пару минут на бордюр тротуара – поглазеть на прохожих. На прощание он вытащил из пакета плод мамея и подарил нам, затем отвернулся в сторону Сены. От радости мы не знали, как и благодарить его, ведь такой экзотики в Париже не найдешь, а привезенные плоды пахли той землей, где они выросли, и я ни за что на свете не откажусь от удовольствия вкусить подобное яство. Такой подарок – проявление самой искренней дружбы. Мы этого не забудем, говорили мы и, смеясь, давили кулаками из глаз ностальгические слезы.

– Господа, я ведь не подарил вам «Джунгли» Лама![215]– и он быстро попрощался, избегая всяких там положенных в подобном случае сопливых нежностей.

Мы с Самуэлем просидели два часа, вспоминая стихи, отрывки из романов, сюжеты которых были связаны с Парижем или Гаваной. Мы мечтали, но не отрывались далеко от реальности, так как ведь именно праздношатающиеся люди вдохновляли нас на эту игру. Вон тот сеньор, с черным зонтиком, кем он мог быть? Сваном. Нет, мы не на Елисейских Полях, подумай немного, Самуэль. Не знаю, не могу сообразить. Генри Миллер.[216]Да как бы не так, он слишком изящен для него! Джеймс Джойс.[217]А тот застенчивый, худощавый, скрывающий манерность? «Алексис, или Трактат о бесполезной битве».[218]Ничего подобного, Алексис не так современен и я не думаю, что он был манерным. Смотри упустишь, это двойник Эльзы Триоле.[219]Да скорее уж это Мартина, персонаж «Розы в кредит».[220]А тот парнишка с ненасытностью во взгляде не Рембо ли? Что за бред, это Вийон.[221]Ничего подобного. Тот бородач – двойник Хулио Кортасара. Смотри на того усатого с широким лбом. Черт, это Марти! А вон тот с повязкой на голове. Аполлинер![222]– воскликнули мы в один голос. Так мы провели время. Но вот спряталось солнце, и прямой дождь с картезианским порывом ветра вынудил нас с веселыми воплями побежать ко входу на станцию «Сен-Мишель». Мы сделали пересадку на «Шателе» и доехали прямиком до станции «Сен-Поль». Когда мы поднялись в город, дождь уже перестал, снова появилось солнце, однако на улице стало холодней. Весна уже началась, но в этом году она почему-то не спешила вступать в свои права.